Глаза Джинджер потеплели, когда она увидела няню. Очевидно, ее она узнала, решил Мартин и тут же испытал острый приступ давно забытой эмоции, это была совсем детская радость, так как он понял: Джинджер смотрит на него, а не на няню.

— Мартин? — Его имя Джинджер произнесла неуверенно и смущенно, словно школьница, плохо затвердившая урок; ее глаза, то ли серые, то ли синие, наполнились слезами.

— Вы узнаете меня? — спросил он, не обращая внимания на неодобрительное покачивание головой и поджатые губы няни.

Тотчас на лицо Джинджер вернулась гримаса отчаяния.

— Нет, — ответила она и прижала ладони к вискам. — Я спросила ваше имя у сиделки, которая сказала мне, что я могу вернуться домой. — Глаза Джинджер на секунду разгорелись, но тут же вновь потухли.

Няня дипломатично удалилась, оставив их наедине.

— Мне действительно жаль, что я не помню вас, Мартин, — ее голос звучал мягко, она словно успокаивала расстроенного мальчика, — но я очень постараюсь, постараюсь вспомнить. Я осознаю… чувствую, что… что между нами было нечто очень интимное…

Джинджер залилась краской и смущенно замолчала.

— Вы может чувствовать это? — Мартин вздрогнул, услышав, как грубо звучит его голос, хотя он намеревался придать своим словам теплоту и участие.

— Да. Да, я могу, — заверила его Джинджер. Она приблизилась к Мартину, коснулась его руки, очень легко, лишь кончиками пальцев, и на ее лице отразилась тень радости узнавания чего-то родного.

Словно слепая девушка, подумал Мартин с неожиданной нежностью.

— Я никак не могу узнать тебя сейчас. И вспомнить не могу, Марти. Но я понимаю, как это может быть тяжело для тебя. Я знаю, что ты за меня беспокоился. — Она улыбнулась, и Мартин невольно улыбнулся в ответ. — Доктор рассказал мне, как ты устроил ему форменный допрос относительно меня.

Черт, она выглядит такой больной, такой уязвимой. Такое доверие читается в ее глазах, в прикосновениях, что комок подступает к горлу и остатки самообладания испаряются, как следы дождя в летний день.

— Я рада, что вы… что ты… здесь, со мной, Марти, — доверчиво призналась Джинджер. — Я это чувствую, но, что ужасно, не способна вспомнить… Меня так все пугает. Господин Бар-тон сказал, что вы мне не муж…

— Это так, — коротко согласился Мартин.

— Но мы партнеры. Он говорил, что вы так и сказали персоналу, — заключила Джинджер.

На самом деле у персонала даже не возникло никаких вопросов: поздно вечером Мартин находился в доме Джинджер, Мартин вызвал «скорую», Мартин приехал в больницу, он же собирался забрать ее домой. Какие уж тут сомнения. Безусловно, все решили, что Мартин близкий друг Джинджер.

— Но точно вы не можете вспомнить. А что вообще вы помните? — И вновь вопрос его прозвучал довольно бесцеремонно.

Джинджер в нерешительности отступила на шаг, отдернув руку. Забавно, но его это, кажется, расстроило, ему все больше нравились ее прикосновения.

— Все, а потом ничего, начиная с какого-то времени в начале этого года. — Джинджер болезненно улыбнулась. — Я не могу вспомнить, при каких обстоятельствах мы встретились или когда и как долго были вместе. Хоть я и слышу горечь в твоих словах, Марти, я ничего, не могу с собой поделать!

В ее глазах вновь заблестели слезы. Она быстро заморгала, чтобы стряхнуть их, пальцы же нервно крутили обручальное кольцо.

— Не надо, не расстраивайся из-за таких пустяков, — сказал Мартин, вспомнив о ее состоянии. — Доктор уверен, что память скоро вернется к тебе. Пойдем скорее домой. — Он взял ее под руку и повел к дверям, но тут же смутился, почувствовав, сколь малое расстояние разделяет их, и ощущение от ее руки, опирающейся на его руку, неожиданно пронзило все его существо. К тому же он проникся к женщине, которую считал своим врагом, такой жалостью, что даже незаметно для себя перешел на «ты».

— Домой. По крайней мере, я знаю, где это. — Она остановилась, ее лицо снова залилось краской. — Где мы живем, Марти? Я не могу вспомнить. — Мартин увидел, как вмиг потемнели глаза Джинджер от паники, которая охватила ее. — Я знаю, где мой дом, но…

— Мы едем в твой дом, Джинджер, — тихо сказал ей Мартин.

Что, черт возьми, он творит? Мартин спросил себя об этом и сам себе ответил: я веду Джинджер к автомобилю. Какого черта он просто не сказал консультанту правду? Теперь он окончательно запутается. Джинджер все сильнее убеждается, что они были любовниками, совершенно не догадываясь об истинных отношениях между ними. Как, черт возьми, он сможет выпутаться из вранья, если чем дальше, тем сложнее остановиться и сказать правду?

Когда он дал волю галантному, рыцарскому моральному кодексу, заложенному в нем матерью и отчимом, он не подумал об осложнениях, которые это с неизбежностью породит. Но его поведение суть нормальная мужская реакция на очевидное и полное изменение в поведении Джинджер. Неужели амнезия способна вызвать подобные перемены? Из жадной и корыстной хищницы, безжалостно флиртующей со своей жертвой, Джинджер на глазах перевоплотилась в естественное, кроткое, уязвимое, ясноглазое создание, всей душой потянувшееся к нему, Мартину.

Он слышал, что удары по голове могут повлечь причудливые поведенческие изменения. Но черное сделать белым, но ведьму превратить в ангела!?

Целый день Мартин провел в споре с собой, но так и не смог найти разумный выход из сложившейся ситуации.

В конце концов, он не спасует перед необходимостью сообщить Джинджер правду и, если она сама не восстановит память в следующие несколько дней, найдет кого-нибудь, кто возьмет на себя ответственность за несчастную. Так или иначе его задача — это выбить из нее эти проклятые пять тысяч фунтов!

— У тебя чудесный автомобиль! — воскликнула Джинджер при виде «мерседеса». Мартин нахмурился. Что ее так удивило? Это, разумеется, дорогой автомобиль, но, если судить по ее собственному дому, жизненный уровень Джинджер достаточно высок, а стиль жизни, насколько он может предполагать, давно должен был приучить ее и к более дорогим машинам.

Но Мартин не успел додумать свою мысль, потому что она увидела маленькую собачку, которая при виде хозяйки завертелась волчком на заднем сиденье, и лицо Джинджер осветила счастливая улыбка.

— О, Пупси, — с облегчением вздохнула она.

— Ага, Пупси узнана! — прокомментировал Мартин.

— Да, — обрадовалась Джинджер. — Я заполучила ее в прошлом году; ее мне оставили, и… — она сделала паузу, — я знаю, что она моя. Марти, но что еще было в прошлом году?

И Мартина вновь повергли в смущение ее глаза, полные слез.

— Это в порядке вещей, скоро ты все вспомнишь, — попробовал он ее успокоить, открывая пассажирскую дверь автомобиля, но Джинджер, кажется, не заметила распахнутой дверцы.

Мартин был полностью не подготовлен к тому, что произошло в следующий момент. Джинджер прижалась к нему и уткнулась носом в его плечо.

— Погладь меня по волосам, Марти, о, пожалуйста, погладь… я так напугана.

Секунду Мартин колебался. Вообще-то говоря, он принадлежал к той породе людей, которая гордится тем, что не теряет головы в любой ситуации. Но относительно мягкой теплоты Джинджер, что так доверчиво прильнула к нему, в его кризисных инструкциях ничего не было сказано; ее взгляд мешал нормальным логическим процессам мысли и повергал его мозг в полное смятение.

— Все хорошо, не бойся, я с тобой… Лишь он сказал это, как почувствовал, что Рубикон перейден. Но в эту секунду он был слишком далек от того, чтобы слушать доводы разума.

Ее волосы пахли розами. Мартин чувствовал ее легкую дрожь. Его ладонь, словно помимо воли, коснулась волос Джинджер, и он успел почувствовать их шелковистость, прежде чем отдернул руку.

— Мне кажется, мы не долго были вместе, — раздумчиво сказала Джинджер, несколькими секундами позже отстраняясь от него. В свете фонарей автостоянки Мартин заметил, как красит ее улыбка, хотя Джинджер и выглядела удивленной, смущенной и готовой в любой момент расплакаться. — Так говорит мне тело. Ты слишком сильно волнуешь меня, Марти. Не думаю, чтобы я все еще дрожала в твоих руках, если бы мы были давними любовниками.